Неточные совпадения
Налево
от двери стояли ширмы, за ширмами —
кровать, столик, шкафчик, уставленный лекарствами, и большое кресло, на котором дремал доктор; подле
кровати стояла молодая, очень белокурая, замечательной красоты девушка, в белом утреннем капоте, и, немного засучив рукава, прикладывала лед
к голове maman, которую не было видно в эту минуту.
Однажды я заснул под вечер, а проснувшись, почувствовал, что и ноги проснулись, спустил их с
кровати, — они снова отнялись, но уже явилась уверенность, что ноги целы и я буду ходить. Это было так ярко хорошо, что я закричал
от радости, придавил всем телом ноги
к полу, свалился, но тотчас же пополз
к двери, по лестнице, живо представляя, как все внизу удивятся, увидав меня.
Ровно в шесть часов вечера приехал добродушный немец в Голубиную Солободку,
к знакомому домику; не встретив никого в передней, в зале и гостиной, он хотел войти в спальню, но
дверь была заперта; он постучался,
дверь отперла Катерина Алексевна; Андрей Михайлыч вошел и остановился
от изумления: пол был устлан коврами; окна завешены зелеными шелковыми гардинами; над двуспальною
кроватью висел парадный штофный занавес; в углу горела свечка, заставленная книгою; Софья Николавна лежала в постели, на подушках в парадных же наволочках, одетая в щегольской, утренний широкий капот; лицо ее было свежо, глаза блистали удовольствием.
Дверь из сеней в палату была отворена. Иван Дмитрич, лежа на
кровати и приподнявшись на локоть, с тревогой прислушивался
к чужому голосу и вдруг узнал доктора. Он весь затрясся
от гнева, вскочил и с красным, злым лицом, с глазами навыкате, выбежал на середину палаты.
Не прошло и двух минут, как, надев сапоги и халат, я уже тихонько отворял
дверь в спальню матери. Бог избавил меня
от присутствия при ее агонии; она уже лежала на
кровати с ясным и мирным лицом, прижимая
к груди большой серебряный крест. Через несколько времени и остальные члены семейства, начиная с отца, окружили ее одр. Усопшая и на третий день в гробу сохранила свое просветленное выражение, так что несловоохотливый отец по окончании панихиды сказал мне: «Я никогда не видал более прекрасного покойника».
С товарищами по общежитию Славянов-Райский держался надменно и был презрительно неразговорчив. По целым дням он лежал на
кровати, молчал и без перерыва курил огромные самодельные папиросы. Иногда же, внезапно вскочив, он принимался ходить взад и вперед по зале,
от окон
к дверям и обратно, мелкими и быстрыми шагами. И во время этой лихорадочной беготни он делал руками перед лицом короткие негодующие движения и отрывисто бормотал непонятные фразы…
Нинка, не стучась, распахнула
дверь и ворвалась
к Лельке. Крепко расцеловались. Смеялись, расспрашивали, дивились, что так близко друг
от друга работают и не знали. Нинка видела в комнате две
кровати, видела Ведерникова, сидящего на одной из них. Но об этом не спрашивала. Кому какое дело?
Это была обширная комната, в переднем углу которой стояла царская
кровать, а налево
от двери была лежанка; между
кроватью и лежанкой было проделано в стене окно, никогда не затворявшееся ставнем, так как Иоанн любил, чтобы
к нему проникали первые лучи восходящего солнца, а самое окно глядело на восток.
— Оставьте меня; это неправда, — злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала
к двери. «И
к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И чтò они тут делают!» Она отворила
дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились
от кровати, давая ей дорогу. Он лежал всё так же на
кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.